Возроди во мне жизнь - Страница 66

Мы завели разговор о фильмах и актерах. Он пригласил меня посмотреть «Даму с камелиями», его первый фильм, я согласилась, рассказав, как нравится моей матери этот роман и как много значит для нашей семьи. Все засмеялись.

— Вы не поверите, но это прямо ее Библия, — сказала я. — В моем доме никто не смел кашлянуть, ибо мама уверовала, что даже легкий кашель может унести на тот свет. В каждой комнате мама держала пузырек с сиропом из редьки с йодом. Стоило кому-нибудь кашлянуть, как она тут же совала ему в рот ложку этого сиропа, напоминая об ужасной смерти Маргариты Готье.

Потом мы пошли танцевать. Я танцевала с этим великолепным мужчиной, и меня нисколько не смущали подозрительные взгляды Андреса. Меня совершенно не волновало, что он об этом думает, мне просто хотелось танцевать — как когда-то с Карлосом.

— Поменяемся? — предложила Лилия, когда мы подошли к ней и Эмилито.

Я отпустила Кихано и продолжила танец с Эмилито. Я невольно подумала о Хавьере Уриарте, как с ним было весело, и вдруг разозлилась. Но тут вернулась Лилия.

— Поменяемся? — снова предложила она, отпуская Кихано и подхватывая меня, а двое мужчин застыли посреди площадки.

— Какой красавчик! — восхитилась Лилия. — Где ты его взяла?

— Чокнутая, как же я тебя люблю! — ответила я.

— Зачем ты мне это говоришь?

Я поцеловала ее, и мы вновь вернулись к своим кавалерам. Кихано опять закружил меня по площадке, а я от души наслаждалась танцем, зная, как чудесно мы смотримся вместе. Мы не разу не сбились с шага, словно всю жизнь танцевали друг с другом. Смеркалось, и понемногу холодало. Ко мне вновь подошла Лилия.

— Я ухожу. Эмилио не хочет оставаться здесь до поздней ночи. Ты проводишь меня или так и бросишь с ним одну?

— Я вас подожду, — заверил Кихано, провожая меня до дверей.

Я поблагодарила его и вместе с Лилией отправилась в дом.

В ее спальне стояли четыре чемодана, наполовину уложенные, все распахнутые настежь. Я вдруг осознала, что происходит нечто необратимое. Я вынула шпильки, которыми крепились ее фата и венок. Почувствовав себя освобожденной, она встряхнула головой, цветы и тюль полетели вниз. Ее черная грива рассыпалась по плечам, она вздохнула, словно не дышала уже много часов. Затем она сбросила туфли на каблуках и стала стягивать платье. Я хотела ей помочь, но она уже справилась и без меня. Ее длинные загорелые ноги были обтянуты светлыми чулками. На бедре — старомодная подвязка из белого атласа и кружева. Когда-то я ей рассказывала, как моя бабушка в день своей свадьбы бросала на пол подвязку, а другие женщины должны были успеть поймать ее ногой. Эта игра сулила невесте счастье в замужестве, а женщине, поймавшей подвязку — собственную скорую свадьбу.

— Давай, я брошу тебе подвязку, — сказала она, оставшись в одних трусах и лифчике.

— У меня уже есть муж, — ответила я.

— Значит, заведешь еще одного.

Она бросила подвязку; я успела ее поймать почти у самого пола. На миг наши ноги сомкнулись в кружевах, затем она отдернула свою. Я натянула подвязку, задрав юбку до самых бедер.

— Мне всегда так нравились твои ноги, — призналась Лилия, натягивая юбку от костюма, сшитого на заказ. Костюм превосходно на ней сидел и очень ей шел. К нему она надела красную шелковую блузку и темно-синий жакет в цвет юбки. Потом мы долго искали ее туфлю и в конце концов нашли ее под одним из чемоданов.

— У тебя покривился шов на чулке, — сказала я.

— Вот всегда ты говоришь, что у меня покривился шов на чулке, — капризно протянула она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы я поправила чулок, как обычно.

Я провела ладонью по ее ногам.

— Ну, как? — спросила она. — Теперь ровно? Я могу идти?

— Куда же ты так торопишься? — вздохнула я.

— Под него.

— Желаю, чтобы это поскорее кончилось, — сказала я и поцеловала ее.

— Тогда благослови меня. Как в те дни, когда я была маленькой, а ты собиралась в очередную поездку с папой, — попросила она, услышав снизу крик зовущего ее Эмилио.

Она была такой же властной и любопытной, как ее отец. И такой же своевольной.

Я коснулась сомкнутыми пальцами ее лба, груди, потом левого и правого плеча, глядя на ее разгоревшиеся щеки и глаза на мокром месте, наблюдая, как она пытается скрыть за беспечным смехом волнение.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, пусть у тебя вся будет хорошо — особенно в том, что касается Святого Духа.

Я осталась сидеть на полу, пока не пришел парнишка с вопросом, не пора ли грузить чемоданы. Тогда я встала, чтобы закрыть беспорядок, оставленный Лилией, и вышла с двумя ее чемоданами в руках.

Снизу, из сада, раздались восхищенные крики молодоженов, увидевших новенький «феррари» — подарок Андреса дочери. Он был цвета сырой печени, который еще почему-то называют «цветом новобрачных», к заднему бамперу прикрепили бутылки, чтобы грохотали во время движения. Лилия села в машину и кокетливо помахала ручкой, как киноактриса. Все ее братья и сестры бросились к ней, чтобы поцеловать на прощание. Один лишь Эмилито молча глядел на них из глубины сада, словно выжидая.

— До свидания, — сказала Лилия, вытягивая губы трубочкой, чтобы поцеловать отца, первого из вереницы прощающихся. Эмилито указал ей на черный «плимут», припаркованный чуть позади.

— Мы поедем на этой машине, жизнь моя. Все чемоданы уже там.

Старики Алатристе тоже пришли попрощаться, поцеловали сына, а донья Конча даже расплакалась. Но Лили не собиралась покидать «феррари».

— Выбирайся, Лилия, — потребовал Эмилито.

— Я хочу еще немного побыть здесь, — ответила она.